1. Уваров П. Ю. История Интеллектуаловой
2. Уваров П. Ю. История Интеллектуалово
3. Уваров П. Ю. История Интеллектуаловичи
4. Уваров П. Ю. История Интеллектуалова

ИСТОРИЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОГО ТРУДА В. УВАРОВ П.Ю.1. Издательство: Институт всеобщей истории РАН (Москва).

При цитировании ссылаться на печатную версию: Павел Юрьевич Уваров — доктор исторических наук, член­корреспондент РАН, заведующий отделом западноевропейского Средневековья и раннего Нового времени Института всеобщей истории РАН, заведующий кафедрой Социальной истории Факультета истории Высшей школы экономики, профессор РГГУ, председатель Экспертного совета ВАК РФ по истории, приглашённый профессор Ecole des Hautes Etudes en Sciences Sociales, и университетов Paris4­Sorbonne, Paris1­Panteon, Rennes­2. Беседовал С.Е. Эрлих. С.Э. Расскажите, пожалуйста, о Вашей научной биографии. П.У. Никаких особых зигзагов в моей научной судьбе не было. Окончил я не Московский университет, а Московский пединститут им.

Ленина, в 30­е гг. Его называли «Второй МГУ». Я еще застал остатки былой роскоши.

Были такие выдающиеся преподаватели, как Сергей Львович Утченко, Эдуард Николаевич Бурджалов, Владимир Борисович Кобрин — имена, которые сделали бы честь современному МГУ. Потом работал в школе по распределению три года. Параллельно учился в заочной аспирантуре на кафедре истории Древнего Мира и Средних веков МГПИ.

Отработав три года, ушел в Отдел редкой книги Библиотеки иностранной литературы. После школы это показалось мне раем.

Потом защитился, вернулся на кафедру в МГПИ и был там ассистентом какое­то время. Перешел работать в Институт всеобщей истории, о чем не жалею. С.Э. Вы много занимались исследованием французских университетов. П.Н. Милюков писал, что университет был одним из главных зародышей европейской демократии.

Как Вы считаете, почему современные российские университеты не выполняют в нашем обществе функции продвижения демократической практики? П.У. Университетская автономия может быть благом, но может быть и препятствием развитию науки и образования.

Известно много случаев, когда человек захватывает власть в университете, дальше меняет под себя ученый совет и может сидеть до скончания лет. Его пытаются сместить, а нельзя, потому что у нас автономия, и таких примеров довольно много.

Когда во Франции при Саркози была реформа, которая усиливала автономные начала, французские интеллектуалы восстали против этого «расширения демократии». Они говорили: «Вы делаете нас заложниками президента университета.

Он будет продвигать своих любимчиков. Лучше пусть министерство заботится о соблюдении справедливости». Права человека, парламентаризм, свобода слова, демократия и т. д., как показывает опыт, вне западного контекста не всегда приживаются, принимают причудливые формы. А вот университет приживается везде. В Иране — пожалуйста.

В Африке — да сколько угодно. Китайские университеты вообще прекрасные. Университет — это форма, которая очень хорошо адаптируется к требованиям среды, при этом сохраняя, конечно, тот импульс демократии, который присущ университетам изначально. Даже в СССР, если человек из советской структуры, где всё реально решала КПСС, приходил в Академию или университет, то он видел, что здесь все­таки немного по­другому, не так, как он привык. С.Э. Р асскажите, пожалуйста, о вашей работе в ВАК.

Уваров П. Ю. История Интеллектуаловой

П.У. Скоро будет три года, как я заседаю в ВАК. Сначала мне там очень не нравилось. Сейчас уже привык. Понимаешь, что изнутри системы видишь механизмы ее работы, невидимые со стороны.

Избавляешься от мифов и предвзятых мнений. Самое интересное в том, что можешь вживую наблюдать «историографический процесс», изменение исторической моды. Важный момент — борьба против списанных диссертаций.

Большое спасибо «Диссернету». У нас с ними пока что не было проблем. Те апелляции, которые они давали, мы проверяли, и они подтверждались. Хотя, конечно, само по себе отсутствие напрямую списанных больших кусков текста не гарантирует качество диссертации. К сожалению, мы не можем отвергнуть диссертацию на том основании, что она плохая. Мы можем ее не признать, если нарушена процедура. Допустим, диссертант указал, что это ВАКовский журнал, а он был не ВАКов­ским.

К этому мы можем придраться. А сказать: «Знаете, ничего нового в диссертации нет», — нам очень сложно, даже если автор прочитал четыре книжки, но не списал их, а пересказал своими словами. К сожалению, нет трибуны, с которой можно было бы обращаться к ученым советам, к научной общественности. Есть только ультимативный язык: «Мы диссертацию не рекомендуем к защите, не согласны с решением диссертационного совета». В таком случае вызывают диссертанта на Президиум ВАК. Это как бы уже крайняя мера. Хотя бывает, что Президиум ВАК, разобравшись, отпускает человека с миром.

Раньше было проще. Раньше экспертный совет имел право вызвать на свое заседание и беседовать с автором работы. В течение получаса можно получить представление, о том, насколько самостоятельна работа. Сейчас решением правительства нас лишили этого права. Перевели стрелки на Президиум ВАК. И это — полная катастрофа.

Я сижу на президиуме как представитель нашего экспертного совета. Заседание начинается в 11 часов, а заканчивается порой к шести часам, а иногда и позже.

Дела рассматриваются и об открытии ученых советов, и о научных журналах, и об утверждении защит. Но львиную долю времени идет поток диссертантов всех социально­гуманитарных дисциплин, которых вызывают для собеседования. В основном это экономисты. Их не менее двух третей от всей страдающей толпы диссертантов. За день проходит несколько десятков человек. На каждого можно потратить не более 5–10 минут. Пригласить в зал, задать вопросы, удалить из зала, принять решение, снова вызвать в зал заседаний и торжественно огласить приговор.

Что можно выяснить за это время? Если вернут старую систему, это повысит уровень экспертизы.

Это будет не нынешний утомительный и бессмысленный конвейер из 50 человек разных научных специальностей за день, но два­три диссертанта, с которыми будут разговаривать специалисты. Затем они примут решение, с которым далее Президиум либо согласиться, либо нет.

Но для этого надо отменить прежнее решение, а этого то ли министерство, то ли правительство делать упорно не желает. Или пресловутый ВАКовский список журналов. Согласно новому распоряжению, он идет не разрешительным, а заявительным путем. Наверное, чтобы избежать коррупции. Но это не значит, что журнал зарегистрировать стало легче, наоборот.

Нужно разных собрать 37 документов, иначе заявление будет автоматически отторгнуто компьютерной базой данных. В том числе нужен договор с Книжной палатой о праве обязательного экземпляра, уставные документы, договор с издательством, договор о выдаче ISSN и т. д. И чем издание старше, тем труднее собрать все бумаги. Какие уставные документы могут быть у нашего журнала «Средние века»? Зато если документы собраны, то ВАК не имеет права отказать в регистрации. То есть любой журнал, даже явно халтурный, мы обязаны зарегистрировать.

Нам удалось собрать работающий коллектив экспертов ВАК. Вчера, например, было заседание, к которому накопились за праздники 60 дел. Мы сидели очень долго, но процедура не вырождалась в формальное штампование решений. Эксперты действительно старались вникнуть в содержание, указать характерные ошибки. Чаще всего при этом диссертацию всё равно рекомендовали утвердить, но иногда, впрочем, терпение заканчивалось, работу или отправляли на дополнительную экспертизу, или рекомендовали вызвать диссертанта на Президиум. Но, главное, совет старается обсуждать некие научные нормы, определяя, что допустимо, а что нет. Это и есть процесс развития науки, его важная составная часть.

Очень нужен канал общения и с учеными, и с техническими службами диссертационных советов. Ну вот, например, откуда­то возникла мода писать фразу о личном вкладе соискателя в подготовку работы, которая «заключалась в личном участии на всех этапах подготовки диссертации». Это — полный бред. Очевидно, что формулировка списана из каких­то общих рекомендаций, относящихся к естественнонаучным дисциплинам, когда работать может целая лаборатория или творческий коллектив, а защищается кто­то один.

Но для историков она не имеет никакого смысла. Но не «резать» же из­за этого всю работу!

Да и выносить замечание совету только на этом основании тоже жалко, поскольку после третьего замечания совет закрывают. Вот и нужен неформальный канал связи, чтобы разъяснять хотя бы такие вещи, не говоря уже о более серьезных случаях. С.Э. П редусмотрена ли в ВАК процедура проверки на плагиат? Или остается надеяться на Диссернет?

П.У. Это обязанность диссертационных советов. Они присылают справку о проверке диссертации через Антиплагиат. В случае необходимости, если, например, поступают апелляции, мы проверяем и сами. Но у нас действует презумпция невиновности, Диссоветам принято доверять. Вообще давно говорят о том, что ВАК нужно отменить, передать все дела в диссертационные советы. В МГУ, в СПбГУ, а затем и в других центрах все сами будут присваивать свои степени по примеру американских и других университетов.

В 1990­е это была популярная идея. Потом ее резко оборвали, решив, что это — растаскивание единого научного пространства. Но неизбежны и юридические проблемы.

Обязаны ли в Улан­Удэ принимать на работу «доктора МГУ»? Допустим, там его примут, но тогда в свою очередь потребуют, чтобы и местная степень автоматически признавалась бы в Москве, если человек с улан­удинской степенью решит работать в МГУ.

Легко предвидеть некоторые трения. Контроль со стороны ВАК, увы, оправдан.

И новые требования, на которые сетуют диссертанты и диссертационные советы, все­таки повышают научный уровень защит. Вот, например, удалось изменить процедуру назначения оппонентов. До недавнего времени это никак не контролировалось. Очень часто Диссертационный совет, а точнее — научный руководитель либо сам диссертант назначали оппонентов по принципу лояльности. Есть понятие «дежурный оппонент», который безотказно выезжает на защиту и в ответ знает, что ему окажут такие же услуги. Сейчас всё же надо показать, что оппонент занимается этой темой, у него за последние пять лет есть такие­то работы по этому сюжету.

К сожалению, мы имеем право контролировать этот выбор только постфактум, уже когда диссертация защищена. Была история с диссертацией по экзотической специальности, требующей знания некоего древнего языка. Выяснилось что оппоненты — очень хорошие историки, но ни один этого языка не знает, хотя в стране такие специалисты есть. Диссертацию пришлось посылать на дополнительную экспертизу, было затрачено очень много сил, времени и нервов. А ведь диссертация совсем не плохая, и если бы с нами заранее посоветовались, можно было бы избежать многих проблем С.Э. Как часто плагиат встречается в диссертациях по истории? П.У. Было много, пока Диссернет не заработал.

Были «фабрики» по производству диссертаций. Они и сейчас есть, просто стали тоньше работать. Раньше они просто брали из разных работ большие куски и компоновали их.

Кстати, понятие плагиата тоже является историческим. Попробуйте примените «Антиплагиат» к любому сочинению средневекового автора или титана Возрождения. Макиавелли может быть и прошел бы, да и то с большим трудом, а вот остальные со своим центонно­парафразным методом были бы объявлены плагиаторами. Сегодня плагиату, несомненно, способствует компьютерная техника. Раньше надо было мучиться, переписывать, перепечатывать, а сейчас — одним щелчком мышки решена проблема. Но «Антиплагиат» ловит тексты на русском языке, причем речь идет преимущественно о диссертациях, а не о монографиях или статьях.

Хотя сейчас технические возможности этой системы растут. Но если же диссертант берет английский текст, переводит его на русский и выдает за свой, то «Антиплагиат» здесь бессилен. Только коллеги могут выявить эту практику.

Уваров П. Ю. История Интеллектуалово

Самая большая наглость — это фиктивная публикация. Это — вполне продуманная стратегия, ведь если опубликуешь статью с «заимствованиями», ее могут прочитать и схватиться за голову. А если она существует только в ссылках, то, собственно, ее никто и не проверит. Таких ссылок было много по теме «Молодежная политика в 90­е годы в таком­то районе». Вряд ли будет толпа желающих читать такую статью. На это и был расчет.

С.Э. П осле того как Диссернет развил бурную деятельность, число чиновников, защищающих диссертации, уменьшилось? П.У. Очень сильно. Это видно по тематике. Раньше шел вал диссертаций о молодежной политике, о развитии демократии в такой­то области в такие­то годы. Сейчас эта мода прошла.

Оставшиеся диссертации на эту тему проверяются теперь с особой тщательностью. Сейчас зато идет много диссертаций по истории образования. Это уже начинает тревожить. Диссертации локальные, написанные на архивах одной области.

Нигде ведь не написано, что тема должна охватывать всю страну. В любом случае, все­таки у нас нет такого количества случаев плагиата, как у экономистов и юристов. А если плагиат обнаружен не в диссертации, а в статье или монографии. Есть какие­то способы воздействия?

Совет в ВАКе решает вопросы квалификационного характера. Хотя иногда очень хочется расширить сферу нашей деятельности. Порой прочитаешь отзыв на диссертацию и понимаешь, что оппонент элементарно неграмотен, не понимает, что такое историческое исследование. Но мы не можем лишать оппонентов степени за то, что они написали в своем отзыве. Важно, чтобы заработали репутационные механизмы, чтобы сформировалась научная среда, непримиримая к плагиату и к халтуре. Острая полемика по этим вопросам идет в социальных сетях.

Для своей дисциплины — медиевистики, я всё пытаюсь авторов ярких «сетевых» высказываний по нашей тематике привлечь к написанию рецензий для нашего журнала «Средние века». Иногда получается.

Уваров П. Ю. История Интеллектуаловичи

Для издателя нет большего деликатеса, чем отрицательная рецензия. Разумеется, не скандала ради. В итоге проявляется положительный смысл подобных дискуссий. Особенно если критикуемый отвечает, ведется полемика. В вашем журнале «Историческая экспертиза» я с большим удовольствием читаю ругательные рецензии. Правда, я не читал ответов пока. Может те, кого ругают, не читают «Историческую экспертизу»?

У нас на сайте опубликована статья о школьных учебниках, и авторы одного учебника написали ответ. П.У. Ну, тогда будет нормальная дискуссия, если это читают и не отмахиваются. Есть единый контекст.

Проблема здесь не столько во власти, не в ВАКе и даже не в жуликах. Проблема в том, что разрушено единое научное пространство, единый контекст. Где­то считается, что надо знать французский язык, чтобы заниматься внешней политикой России. А где­то не считается. И в тех советах, где это не считается, это проходит, и никак им не объяснишь, что это недопустимо. Меня впечатлил вопрос на защите диссертации опять же о политике России XIX в.: «А как Кремль относился к тому­то и тому­то?». Политика Кремля в XIX веке — это сильно.

С.Э. Что, по Вашему мнению, следовало бы заимствовать из международного опыта защиты диссертаций? П.У. Неплохо бы перенять немецкий опыт. В Германии нельзя защищаться по месту работы и затруднительно — по месту учебы. Таким образом повышается независимость экспертизы. Нам вообще не хватает университетской мобильности. Где родился, там и пригодился.

Уваров П. Ю. История Интеллектуалова

Во многих российских университетах работают только выпускники этих университетов. Это по многим соображениям мешает развитию науки. Стоит ввести систему жюри. Сейчас в составе диссертационных советов от 20 до 30 человек.

Если в теме защищаемой диссертации разбираются три человека, то это уже хорошо. Остальные либо слушают вполуха, либо занимаются своими делами. Ответственность распылена между как минимум двумя десятками человек, чаще всего полагающихся на мнение оппонентов, которые решения не принимают, полагаясь, в свою очередь, на мнение членов Диссертационного совета. На Западе жюри состоит из 5 человек, действительно являющихся специалистами по данной теме, и они полностью берут на себя ответственность за качество обсуждаемой работы. Это более логично. Конечно, в нынешней форме защит на большом совете есть свои плюсы: ученые расширяют свой кругозор, а диссертант в принципе должен излагать свои тезисы так, чтобы его поняли не только узкие специалисты. Но ведь диссертационные советы не обязательно распускать, они могут утверждать или не утверждать решение жюри.

Таким образом, это будет комбинированная система. Пример действительно продуманной системы экспертизы показала Высшая школа экономики. Они потратились на экспертизу для своих внутренних целей, чтобы выяснить, кому платить надбавки за публикации. Для этого они составили рейтинг журналов. Делали они это для своих целей, поэтому региональные издания там слабо представлены. Но сама идея представляется перспективной. У них есть черный список, куда попадают журналы, где берут деньги за публикацию, где нет двойного рецензирования.

Не учитываются публикации в журналах, где ты главный редактор, для меня это плохо, но вообще­то справедливо. В каких еще странах существует система, подобная ВАК? В Таджикистане принята наша система. Мы рассматриваем и утверждаем таджикские диссертации. Это отдельная песня. Схожая с нашей система существует во Франции.

Степени там присваивают университеты, но министерство контролирует этот процесс, и были случаи отмены защиты. Кроме того, во Франции есть параллельная государственная система конкурсной аттестации на занятие преподавательской должности — аggregation.

Вообще же, если сегодня отменить ВАК, то количество обладателей ученой степени будет стремительно приближаться к численности населению страны, и с этим ничего нельзя будет сделать. Полный текст интервью размещен на сайте журнала «Историческая экспертиза».

© «Историческая экспертиза», 2016.